Теребрено (Белгородская область)

Теребрено - село изначальная Русь, а по рассказам старожилов памятникам старины, сохранившимся на это время, история села начинается раньше. Намного раньше.

По теперешним представлениям, Теребрено расположено на территории государственного охотничьего комплексного заказника «Краснояружский», что на юго-западе Белгородской области. А если точнее, оно пристроилось к северо-восточной стороне Теребринского урочища, по южной окраине которого проходит граница с Украиной, а по западной - железная дорога Белгород-Сумы, построенная в самом начале двадцатого века известным сахарозаводчиком Харитоненко.

Исторической гордостью села издавна были три кургана, что у дороги на село Почаево, многовековой одинокий дуб, росший поверх Суходола, недалеко от дороги ведущей в Староселье, и родник-колодец «Теребрино» неизвестно когда и кем обустроенный. Курганы до 1952 года сохраняли свой первозданный вид, но с появлением колхоза были разрушены и распаханы. Остатки самого высокого кургана еще виднеются. Дуб-великан спилили после Октябрьской революции. Родник с его «святой водой» действует поныне. Притаился он в глубине леса и остается, как и прежде, загадкой: вода в нем - зеркально чистая, не плесневеет и не дает осадка при кипячении как вода из других колодцев, потребляется от всяких «хворей». Не умолкает родник ни в лютые морозы, ни в засушливую пору.

С прошлым села связаны и другие места, менее исторически значимые, но интересные для теперешних теребринцев своими загадочными названиями, - «Царев-хутор», «Князев двор», «Князев колодец»,  «Бабрава», «Шереметев лес», «Хуторок».

Село «зачалось», намного раньше, чем придвинулась к нему южная граница Российского государства. Первое упоминание о Белгороде относится к 1237 году. До этого он не раз был объектом нападения дружин киевских князей, ходивших «воевать Курск», и конницы разных кочевых племен, которая «тучей неслась» с юга через Ахтырку и Белгород к Москве. На пути к Белгороду, и у тех, и у других, лежало Теребринское урочище, изрытое оврагами и глубокими балками, поросшими непроходимым дубовым лесом, в котором прятались беглые люди из ярославских и московских земель. По преданию, лес кишел ими. Они профессионально нападали на обозы киевских дружин и таборы кочевников, добывая средства для своего существования с помощью топора и обуха. Действовали «храбро и зло». Поймать их в лесных трущобах было делом хлопотным и рискованным. Одетые в овечьи шкуры, они одним своим видом приводили в ужас свои жертвы. Единожды побывавшие под топором и обухом «лесных леших» даже не мыслили приблизиться к Теребринскому лесу, обходя его далеко стороной и прозвав то место Обуховкой. Постепенно «соловьи-разбойники» начали вылезать из леса и селиться на южной ею окраине - Староселье и на восточной - Обуховка.

Во время царствования Ивана Грозного, когда южная граница Российского государства достигла Ахтырки, началось строительство сторожевых постов, образовавших оборонительную линию, известную в истории как «Белгородская черта» - от Ахтырки до Тамбова (73 сторожевых поста, объединенных в 13 оборонных цепей). Одинокий теребринский дуб использовали под сторожевой пост, а на южной окраине Теребринского леса разместили пушкарей (впоследствии село Пушкарное). Вспомнил Иван Грозный и про «обуховских разбойников» и привлек их к себе на службу. Служили обуховцы царю прилежно, но и своих привычек не забывали: «потрошили» проезжих торговых людей и «тянули» с полигона пушкарей учебные мишени, - готовые спилы которые было очень хорошо применять в строительстве, за что их прозвали Мишенинами. Обуховка была переименована в село Теребрино. Название взято от слова «теребить», то есть донимать кого-то, не давать покоя, что и делали обуховцы, нападая на всех, у кого можно было «поживиться деньгой, хлебом и пойлом».

Село по-прежнему заселялось преимущественно москвитянами и ярославцами. Видимо, поэтому его жители говорят на чисто русском языке, а в других селах, рядом лежащих, присутствует русско-украинский диалект.

Во всех государственных бумагах село еще долгое время именовалось: «Теребрино и Обуховка тож». Село состояло из одних Мишениных. Для удобства взаимного общения за ними закреплялись уличные прозвища. Они сохранились до сих пор. У нас на Базовском переулке, это Жюклаевы, Илюхины, Авдеечкины, Митю шины, Касьяновы, Рыжие, Писарихины, Мархученковы Утенковы, Нишевы, Хровкины, Данюхины, Филины, Су дейкины, Бурдаевы, Шуликовы, Дроновы и Гавриковы, на Евсюковке Журбовы. Были и личные клички - Иван Цыган, Кузьма Нос, Иван Лобатый, Василий Гусак.

Брал Иван Грозный Мишениных и в свое войско. Двое Мишениных отличились в Ливонскую войну, за что царь пожаловал им Вотчинную Грамоту на «вечное и беспошлинное пользование землей им и их детям вокруг Теребрина и Обуховки тож». Теребринские крестьяне перешли в разряд государственных. Забегая вперед, отмечу, что теребринцы получили и вторую Царскую грамоту на пользование землей. При взятии Суворовым Измаила солдат Мишенин с улицы Поповки (уличное прозвище Садовой) одним из первых взобрался на крепостную стену и увлек за собой пехотную роту. Екатерина Вторая наградила его Георгиевским крестом и выдала ему Вотчинную Грамоту на 700 десятин земли. Прибыв с войны домой, Мишенин-Садовой раздал эту землю всем Мишениным поровну. И зажило село «вольготной жизнью».

Эти две грамоты хранились в селе в великой тайне, оберегая теребринцев от ужасов крепостного права. При малейшем посягательстве соседних помещиков на «теребринскую вольницу» мужики посылали ходоков с этими бумагами в Москву, и оттуда незамедлительно поступала гневная царева бумага: «Не трогать!».

Будучи государственными крестьянами, теребринцы не знали ни оброка, ни барщины, ни налоговых платежей. Даже в период царствования Петра I, который не щадил никого своими налогами, теребринские мужики платили в казну один мизер - 1,4 копейки с души, и «освобождались от всех прежних хлебных и денежных податей и подвод». А дворцовые, монастырские и помещичьи крестьяне, к примеру, платили по 74 копейки подушного налога, купцы и цеховые - по 1 руб. 20 копеек.

В 1700 году часть теребренских земель было передано полковнику Кондратьеву Андрею Герасимовичу. Об этом свидетельствует Царская грамота. С 1705 по 1736 годы Шереметьевы приобрели часть села Теребрено Староселье и Пушкарное, которые входили в состав Миропольского уезда. Село условно разделилось на 2 части, в одной части проживали крестьяне государственные (однодворцы), в другой крепостные. Селов входило одновременно в состав Хотмыжского и Миропольского уездов. В 1884 году по данным статистического сборника Курской Губернии за 1885 год в селе Теребрено проживало в 208 дворах 1478 душ из них 745 мужчин и 733 женщины. Спокойная и размеренная жизнь теребренцев была нарушена событиями 1905 и 1907 годов.

Сразу же после свершения Великой Октябрьской социалистической революции началось восстановление Советской власти. В первые годы Советской власти в селе Теребрено сельский Совет возглавлял Мишенин Василий Ефимович. Для укрепления Советской власти был прислан Белявцев, который с 1929 года работал председателем сельского Совета. С 1931 года была организована партийная ячейка, секретарем которой работал Мезенцев Иван Никитич. В октябре 1929 года начался период коллективизации и в селе Теребрено. Был создан колхоз «Проссвет» Первым его председателем был Евсюков Марк Митрофанович. В 1930 году в селе Теребрено была создана комсомольская организация.

Строительство коммунизма житель села Теребрено Курилов Михаил Иванович вспоминает так: "Родился я в 1923 году в зажиточной крестьянской семье. Хорошо помню время начало коллективизации и репрессий местных жителей. В селе никто не бунтовал, каждый занимался своим хозяйством. Ранней осенью 1929 года в Теребрено были арестованы десять человек, которых называли кулаками. В их числе был и мой дед по матери Демин Семен Свиридович. Всех сослали на три года в Малоархангельск, половина из них оттуда не вернулась. С наступлением зимы стали разделываться с их семьями: выгоняли всех на улицу, имущество забирали, а скот сводили в два кулацких двора, расположенных рядом, которые и стали затем основой колхоза "Просвет". Один двор был нашего соседа Давыдова Ф. М., а другой моего деда. Чтобы двор стал шире, прихватили и двор моего отца. Как же, тесть кулак, а зять нет?!

Насколько я помню, у нас была изба, сарай, клуня для хранения снопов, веялка и корова. Пришли активисты. Забрали все. А вот из избы выгнать не решились: четверо детей (я старший), старая бабушка да отец с матерью. Позже сказали: "Ошибка вышла, Иван, тебя не надо было трогать. Лошадь и веялка твои уже в колхозе, а корову сдали на мясо. Подавай заявление в колхоз". Так началась массовая "добровольная" коллективизация. Итак, наша семья стала членами колхоза.

Что примечательно: никто никакого сопротивления не оказывал, одни слезы. Но вскоре скот в колхозе от бескормицы начал падать. Опять стали раздаваться голоса, что это дело кулаков.

К весне 1930 года добились уже почти полной коллективизации в селе. Первым председателем стал 25-тысячник из Москвы Черкасов. Как ни трудно было людям расставаться с собственностью, но к общественному имуществу относились бережно, особенно к земле. Заехать на поле или пустить туда скот считалось тяжким преступлением. Не было средств борьбы с сорняками, но поля были чистые, ухоженные.

Неудачи в колхозном строительстве, конечно, были. Причины объяснялись проникновением в колхозы классовых элементов - подкулачников. Так считали в Москве, а исполнители всегда на местах находились. И началось массовое исключение людей из колхоза. Это, по существу, стало второй волной разорения наиболее трудолюбивых крестьян. В январе 1933 года на совещании актива села решили исключить из колхоза 28 семей. Наша семья тоже попала в этот список. Вечером проводилась перепись имущества, а утром - грабеж. Пришли и к нам, забрали все, что могли: одежду, продукты. Отца свалили на снег и сняли с него даже старые валенки. Всех раскулаченных отправили в Ракитное. Весной в селе начался голод, особенно в семьях репрессированных.

В мае 1933 года в Ракитном начали разбирать дела раскулаченных. Туда ездила моя мать. Комиссия решила: восстановить нашу семью в колхозе и вернуть все, что забрали. Отца отпустили домой. Потом его вызвали в сельсовет и сказали: "Иди, Иван, работай. Возвращать тебе нечего. Поедешь жаловаться - снова посадим".

Трудно оценить, какая травма была нанесена детям из раскулаченных и репрессированных семей: в школе часто велась открытая травля, исключали из пионеров. Жизнь в селе стала чуточку налаживаться, когда дождались урожая и наелись хлеба.

Но подошел 1937 год. Опять началась кампания по выявлению врагов народа. Докатил ась эта волна и до нашего села Теребрено. Однажды ночью арестовали 8 человек, среди них была одна женщина. Никто не знал, за что их взяли. В школе нам говорили, что строить новую жизнь мешают враги народа, которых полно рядом. Но кто они? В селе была арестована целая группа якобы вредителей. Среди них был наш сосед Мишенин Н. Г. Трудно было понять, какой он враг, ведь это работящий и честный мужик, работал конюхом в колхозе. Но его тоже осудили как врага народа на 10 лет. Правда, вернулся он через три года. Рассказывал, как его били, добиваясь признания, что он враг. Пришлось ему оговорить себя. «Ну вот, - сказали ему тогда, - признался бы сразу, так ребра были бы целы». Остальные семь человек не вернулись. Мне в то время было 9 лет, поэтому я хорошо помню все эти события. Считаю, что много было несправедливостей, что ликвидировали прежде всего тех, кто любилземлю, умел на ней трудиться и хозяйствовать». "В Краснояружском районе десятки средних крестьян были признаны врагами народа. Их раскулачили. По Белгородской области 45 тысяч крестьян были репрессированы, из них уже 13 тысяч реабилитированы, 950 человек были тогда расстреляны".

В 1956 году произошло объединение колхозов. Колхоз «Прогресс» «имени Калинина» «Завет» «имени Кирова» «Завет Ильича» слились в одно крупное хозяйство колхоз им.Кирова. В 1991 году в результате реформирования сельского хозяйства колхоз «имени Кирова» был преобразован в ООО «Теребренское».